Интервью с проф. Аароном Поповцер: надежда и рак через 20 лет

В данной серии статей мы публикуем интервью с проф. Ароном Поповцер – директором Института онкологии им. Шаретт в «Хадассе» (Иерусалим) - национальном центре по профилактике, лечению и исследованию рака.

Интервью проводил Беньямин Коэн, ведущий подкаста «Hadassah On Call».

Беньямин Коэн: Какую роль в лечении рака играет надежда? Часто можно услышать: «Я поборю рак, я переживу это». Многие пытаются сохранить жизнеутверждающий настрой. Есть медицинские доказательства того, что это помогает? Вы сталкивались с этим на практике?

Д-р Арон Поповцер: В шаббатней молитве за здоровье говорится «Refuat hanefesh, refuat haguf» - «Излечится тело – излечится и душа». Очевидно, люди и тысячи лет назад знали эту истину. Многие исследования доказывают, что пациенты, которые сохраняют позитивный взгляд на жизнь и не теряют надежды, чувствуют себя лучше. Интересно и то, что женатые пациенты также лучше справляются. Поддержка семьи очень важна.

Я часто вижу, как люди теряют надежду, а затем их состояние ухудшается. Это может быть и обратный процесс – они теряют надежду из-за того, что заболевание прогрессирует и самочувствие ухудшается. Но это то, что мы часто наблюдаем.

Беньямин Коэн: Недавно я говорил с вашим коллегой, специалистом по лечению бокового амиотрофического склероза (БАС). Его исследования показали, что пациенты с БАС, сохраняющие позитивный взгляд на жизнь, лучше справляются с болезнью. Думаю, это удивительно.

Д-р Арон Поповцер: Да, это важно. Поэтому в «Хадассе» работает команда психологов. Есть еще такой сложный вопрос – этический, философский. Что делать, если пациенту уже не помочь? Что сказать? Стоит ли давать надежду или говорить только правду? У нас нет готовых ответов. Я думаю, всегда лучше давать людям какую-то надежду и стараться видеть возможности в любой ситуации, при этом не говорить откровенную неправду. 

Например, если пациенту осталось пара месяцев, не стоит говорить, что он доживет до 100 лет. Можно сказать, что есть еще варианты лечения, и что мы сделаем все возможное, чтобы продлить его время и улучшить качество тех дней, которые остались. 

Беньямин Коэн: У меня еще один философский вопрос. Существует столько смертельных заболеваний – коронавирус, деменция, болезнь Альцгеймера, инфаркт. Почему рак занимает особое место в умах людей и вызывает столько страха?

Д-р Арон Поповцер: Это прекрасный вопрос. Думаю, причин много. Во-первых, в раке много необъяснимого. Это загадка, над которой мы думаем много лет. Люди постоянно слышат: «Ученые научились лечить рак», читают об этом в заголовках газет. При встрече меня спрашивают: «Доктор, ну что, вы нашли лечение от рака?» Мы постоянно движемся вперед, но многое остается неизвестным. И это может вызывать тревогу.

Во-вторых, в медиа часто обсуждают рак в связи с болью, и это тоже пугает. А в-третьих – и это, на мой взгляд, преувеличено - токсичность самого лечения. Пациенты часто думают, что у них выпадут волосы и будет ужасная рвота. Но сейчас потеря волос не обязательно сопровождает лечение, да это и не конец света. И у большинства нет рвоты – сейчас есть отличные противорвотные средства. 

Играет роль и тот факт, что рак может развиться у любого. Да, мы знаем, что больше шансов заболеть раком у курильщиков. Но нам известны и случаи, когда абсолютно здоровые люди, которые занимались спортом, не имели лишнего веса и хронических заболеваний, поступают с раком поджелудочной железы и за полгода угасают. И мы ничего не можем с этим сделать.

Беньямин Коэн: И рак у детей…

Д-р Арон Поповцер: И рак у детей, да. Вы упоминали боковой амиотрофический склероз. Как и рак, он может развиться без всяких причин. Только рак более распространен. И поэтому он так пугает людей. Эта болезнь все время на слуху.

Беньямин Коэн: Как вы думаете, увидим ли мы, как рак станет хроническим, подконтрольным заболеванием на нашем веку? Например, у меня болезнь Крона, я регулярно пью лекарства и живу обычной жизнью. Станет ли рак чем-то подобным в ближайшие десятилетия?

Д-р Арон Поповцер: Ну, это наши мечты. С некоторыми видами рака так и произошло. Например, хронический миелоидный лейкоз. Или гастроинтестинальная стромальная опухоль (GIST). Опухоли щитовидной железы часто носят затяжной характер.

Но, по большому счету, есть два типа рака. Пациенты с локализованной в одном месте опухолью, без метастаз, имеют высокие шансы на выздоровление. И в этой области прогнозы постоянно улучшают. Мы можем увидеть серьезные изменение даже в пределах 20 лет.

Рак с метастазами – другая ситуация. К сожалению, в большинстве случаев он приводит к летальному исходу. Но и здесь уже есть изменения. Например, еще 20 лет назад, в начале моей карьеры, пациенты с раком легких жили в течение года-двух, а теперь у них есть 5-6 лет. Меланома была болезнью с высокой летальностью – люди умирали через полгода. А теперь многие живут с этим диагнозом 6-7 лет. Все это большие шаги. Надеюсь, так будет и с другими видами рака.

Но не думаю, что на своем веку увижу, как рак становится чем-то вроде болезни Крона. Которая кстати за 20-30 лет превратилась из смертельного заболевания в хроническое. Думаю, с раком это займет больше времени.